НИКОЛАЙ РЫБАКОВ – «ЗВЕНО В ЗВЕНО И ФОРМА В ФОРМУ»
Уникальность его искусствопонимания покоится на высоких и весьма сложных представлениях о нерасторжимом единстве художественного и научного познания и о сущностной необходимости того, «леонардовского», типа творца, для которого создание пусть даже самого совершенного произведения является лишь эпизодом-звеном в бесконечном процессе осознания природы вещей — изначальных первооснов творящего и творимого мира во всей его «живой архитектуре» и «страшной прелести», в пугающей и упоительной безмерности.
Соответственно, в пластическом строе его полотен (близких по эмоциональной рефлексии пантеистическим мифологемам-прозрениям Федора Тютчева, Николая Заболоцкого, Велимира Хлебникова) парадоксально соединяются интеллектуальное умозрение в красках и интуитивные гештальт-озарения, порывы-прорывы в неизведанное и непознанное, разнопространственное и разновременное.
В завораживающем колористическом солярисе проступают смутные контуры первопроходцев: монахов и охотников, лучников и строителей — очарованных странников, бредущих из века в век, из края в край по пескам и кочевым тропам. Следы их повсеместного пребывания нарекаются затем культурой и цивилизацией. Замедленные тягучие композиционные ритмы, неожиданные цветовые и фактурные завихрения, взрывы, взломы обнажают, высвечивают шевелящийся в земных глубинах и напластованиях хаос, усмиряемый до поры до времени архетипической деятельностью человека, его созидательной волей и историческим предназначением.
При очевидной космогоничности и космологичности авторских установок живопись Николая Рыбакова осенена отечественным гением места. В просторах мировой пустыни угадываются равнины и холмы Минусинской котловины. Здесь в полном согласии с душой и языком вселенской природы, ему естественно и свободно думается о России, которая, как заметил великий будетлянин, «сменой тундр, тайги, степей похожа на один божественно-звучащий стих».
Владимир Леняшин 2018
